«Смерть — это то, что бывает с другими. Андрей Курпатов, Татьяна Девятова – Мифы большого города с доктором Курпатовым

Страница 25 из 35

Об успехе мы с Андреем условились поговорить отдельно. Ну просто потому, что успех как термин, в который люди вкладывают какой-то свой смысл, живет сам по себе. Он каким-то образом связан с работой, деньгами, но явно не самым прямым.
Что считали успехом в жизни при социализме, а что вкладывают сейчас в это понятие? Из-за чего люди чувствуют себя успешными и, наоборот, не­успешными? И приходят на прием к психотерапев­ту: «Доктор, помогите мне, я неудачник, я не могу добиться успеха в жизни». Доктор Курпатов снова удивляет меня нетривиальным вопросом.

А вы видели людей, которые говорят, что они успешные?
- Я знакома с людьми. ..
- ...которых вы готовы назвать успешными.
- От них просто разит успехом, другого слова и не подобрать.
- Вы знаете, довольно сложно определить «каче­ство», которым ни один человек себя обозвать не в си­лах. Люди обычно говорят: «Я неплохой бизнесмен», «я неплохой артист». Но никто не скажет: «Я-успешный артист» или «я успешный коммерсант». Я - «хороший коммерсант», я - «отличный коммерсант». Я - «не­обыкновенно хорош». Это пожалуйста. Но сказать о са­мом себе: «Я успешный» - это как-то странно.
Успех, мне кажется, - это некая оценка, в которой есть некое пропорциональное соотношение, с одной сто­роны, вложенного труда, неких усилий, а с другой - ре­зультата этих усилий. Поэтому человека, который так сам себя оценивает, трудно себе представить. Очевидно, что он вкладывал труд. Ему это и так понятно. Как и то, что достигнутый им результат-есть результат его труда. Это ему тоже очевидно. В этом смысле понятие «успеха» не является личным. Оно оценочное, внешнее, стороннее.
- То есть как у Бродского: «Смерть - это то, что бывает с другими»?
- Да-да. И успех - это то, что бывает с другими. В этом смысле психологическая ценность такого поня­тия не слишком велика.
Проблема в том, что мы еще не научились восхи­щаться успешными людьми - не умеем, не научились, не знаем как. Вы подумайте, ведь раньше не успех ценили как таковой, а то, что человек двадцать лет на производстве отработал. Медаль давали не за то, что ты хорошие половники выпускаешь, а за то, что ты это делаешь долго и мучительно: «За многолетний труд». И «Героя социалистического труда» давали за то, что ты сделал о-о-о-очень много половников, а не за то, что ты их как-то особенно хорошо сделал.
В свое время, когда я еще и года не отработал руко­водителем оргметодотдела по психотерапии города, мне дали грамоту «За многолетний труд по организации медицинской помощи...» Я на это говорю: «За грамо­ту, конечно, спасибо, но многолетний труд - это не про меня. Я меньше года в должности!» А мне гово­рят: «Ну так у нас других грамот нет, а как-то поощрить считаем нужным». То есть даже формы поощрения такой нет - «за хороший труд», «за успешный труд».
Мы еще просто психологически не готовы к «успе­ху». У нас это понятие до сих пор несет в себе какой-то негативный оттенок. В советской стране не было успешных людей, успешные - были там, на Западе. А у нас - нет, у нас - все равные, о каком «успехе» может идти речь? И до сих пор этот оттенок некой испорченности, ложности, неправедности «успеха» - последствие всеобщей уравниловки - дает себя знать. Мы не принимаем успешных людей, не ценим их, подозреваем во всех тяжких. Так что тут понятная историческая ретроспектива... И люди стесняются быть успешными, производить такое впечатление, именоваться такими. А если стыдно быть успешным, то о каком личном «успехе» как о национальной идее можно говорить.
В США идея self-made - люди, которые сами себя сделали, - является своего рода национальной, неким остовом всей культуры. Государство безусловно поддер­живает тех, кто делает себя сам - себя, свою карьеру, свое дело. И ему это выгодно: просто хвалишь человека за то, что он креативно работает, а он в ответ работает в два раза креативнее и вообще в два раза больше работает. Просто хвалишь и поддерживаешь, а результат - экономический рост и увеличение общего благосостояния. Очень выгодно! Так сказать, «за спасибо».
А у нас пока национальная идея - Золушка. Несча­стная, горемычная, страдала-мучилась, и воздалось ей сторицей, с неба упало. А то, что она много работала, перебирала всякие бобы да розовые кусты сажала, - это ведь со счастливым результатом никак не связано. Принц девушку не за это полюбил, а за красоту ее неземную и характер ангельский, то есть не за труды праведные, а за здорово живешь. И вот-мечта! Встречайте: пришла фея - птица счастья завтрашнего дня прилетела, крыльями звеня... В общем, таким странным, сказочным образом - по щучьему веленью - мы счастье допускаем, а «нажитое непосильным трудом» - это, извините, у нас реплика негативного героя. Никаким «селф-мейдом» даже не пахнет. А от «успеха» - разит... Читай - плохо пахнет. Оговорочка по Фрейду.

Ну, я имела в виду не приятность, а силу запаха, силу ощущения. Это как нашатырный спирт - в чувство приводит... Кажется, я начинаю оправдываться. А значит, все-таки чувствую себя немного не правой.

Ну-ну, и давайте теперь сравним - запах наша­тырного спирта и запах розы, кстати сказать тоже очень сильный. Понятно, что у нас в ассоциативном ряду успех оказался рядом с нашатырным спиртом, а не с розой. То есть это что-то такое «ядреное», «дерет» и «продирает». Может, и полезное, конечно, но в об­щем и целом - не из приятного. Вот такой милый образ... В результате же мы не формируем очень важ­ное для общества представление о self-made - людях, о людях, которые сами себя сделали.
У нас есть, правда, люди-герои... Но герои они не потому, что много сделали для отечества, а потому, что необыкновенные трудности преодолели, несмотря ни на что. У нас есть такой герой - Маресьев, напри­мер. «Повесть о настоящем человеке»! А вот self-made нет. А на чем держится государство, страна, общество?
Знаете, Венеция стоит на своеобразных сваях. Брались бревна и забивались в эту их непонятную почву, под водой. Со временем деревяшки просаливались и становились жесткими, прочнее металла. Мне кажется, что в этой аналогии каждый успешный человек, self-made - это очередная свая, вбитая в основание города, которая позволяет ему быть крепче. Венеция стоит на этих сваях. А каждое здоровое государство стоит на этих людях, потому что они привносят свой успех в общую копилку, потому что чем успешнее отдельные граждане страны, тем успешнее страна. Это пра­вило. Такие люди повышают запас прочности обще­ства, увеличивают его возможности. Но пока мы бу­дем - вольно или невольно - отбрасывать тень не­гатива и сомнения на этих людей, успеха России не видать. Это как пить дать...

Человек и работа

Андрей, у вас вышло уже очень много книг, и каждая посвящена особенностям психологии людей, каким-то типичным проблемам, взаимоотношениям человека с собой либо с какой-то частью внешне­го мира. Но почему-то я не нашла среди них книг про работу, про психологические правила трудовых взаимоотношений, про взаимоотношения начальника и подчиненного.
- В книге «Флирт глазами эксперта» ровно половина посвящена успеху в работе. В предыдущей книжке нашей серии - «Деньги большого города» - мы с Шекией, конечно, тоже никак не смогли обойти тему производственных отношений. Но вообще вы правильно заметили этот «пробел».
Хотя я, наверное, и не могу написать такую книгу. Обычно в книгах я определяю некую цель и показы­ваю, как до нее добраться. Но для конкретного описания пути нужна карта, на ней должны быть обозначены дороги. Если дорог нет, если речь идет о пересечен­ной местности, полях и целине - я не могу показать, как доехать, я могу только дать человеку компас и сказать: «Двигайся на юг» или «Иди на север». Вот и весь рассказ. На книгу не тянет.
Почему? Потому что все, что у нас касается работы, не представляет собой сеть неких дорог, где есть понятные перекрестки, где действуют правила дви­жения, где есть большегрузный и гужевой транспорт, есть развязки, некие автобаны, узкие улочки. У нас это­го нет. У нас - «Поле, русское поле... Светит луна или падает снег...» И поэтому написать какую-то именно деловую инструкцию - не получится.
Все, чем я могу быть полезен в этой части, - это изложение принципов, главный из которых - изме­нение отношения к работе, изменение отношения че­ловека к самому себе как к человеку работающему. То есть как нужно относиться к работе, чтобы она была тем, что тебе нужно, и как ощущать самого себя, что­бы быть эффективным в этом пространстве.

Была пятница, за окном шел летний дождь, от этого было несколько сонно, но по-домашнему уютно. Мы обживались в новой квартире, на кухне сидела кошка, я допила кофе и выглянула в окно… В голове почему-то пронеслась мысль: «Где-то далеко умирает твой сын».

Мой младший сын был в больнице. С рождения. Генетические проблемы. В тот день ему было 3 месяца и 18 дней. О неблагоприятном прогнозе я знала. Знала, но не верила. «Думают люди в Ленинграде и Риме, что смерть - это то, что бывает с другими». Эти строчки Саши Васильева как нельзя лучше подходят к моему тогдашнему настроению. Я и в самом деле так думала. Мой ребенок и смерть. Нет, это невозможная связка. У меня всегда все проблемы какие-то ерундовые. Там не то сказали, тут не поняли или я не поняла, с этим поругалась, муж хочет классический гарнитур на кухне, а я хочу стиль «модерн». Вот примерно и всё. Не может смерть относиться ко мне.

Нет, у меня умерла любимая бабушка. Человек, который во многом воспитал меня. Человек, с которым я до сих пор сверяюсь. Сделала что-то и думаю: «А как бы бабушка отреагировала»? Если перед бабушкой стыдно, значит, плохо сделала. А за несколько лет до бабушки умер дедушка. На улице, от инфаркта. Бабушка была у нас, в Москве. А дедушка - дома, на Урале. Мы узнали дня через три, спохватились, что дозвониться не можем несколько дней подряд. Дедушка был солнцем. Нет, правда, без всякой пошлой сентиментальности. Он хромал с детства и лет с 30 был глухим, но до 72 лет работал кузнецом. А еще он был добрым и веселым. Одним из самых добрых людей, которых я знаю. И он умел любить. Никогда нам не говорил, что любит, но мы это все прекрасно знали. Это тоже было больно. Но… естественно, что ли. Они прожили долгую жизнь, вырастили детей и внуков, многое пережили и сделали.

К смерти старших родственников по-другому относишься. С того момента, когда я в детстве осознала идею смерти, я точно знала, что придет такой момент, когда все они, старшие-близкие-любимые, уйдут. И бабушка, и дедушка, и мама с папой…

Но всё это не то. Я тогда не думала, что могут уходить не только старшие. Потом, уже сильно позже того первого осознания, у младшего брата погиб друг. Мы были знакомы, он ко мне очень хорошо относился и даже, наверно, немного был влюблен одно время. Ну, знаете, иногда мальчишки влюбляются в старших сестер друзей? По-детски так. Заглядывал в глаза и говорил с придыханием: «Ира…». Шел ночью по трассе, не заметил автобус… Димка. Всегда «Димка», смешной такой, немного навязчивый, я всегда от него хотела отделаться побыстрее. С огромными глазами и густыми ресницами.

Но и это, конечно, не то. Когда родился мой старший, я на него смотрела и первое время меня парализовывал страх. Он настолько хороший и удивительный, что мне казалось: так не бывает, мальчики с такими умными и красивыми глазами вообще не могут существовать тут. Потом мне пришла мысль, что всё правильно. Маленькие дети меняются стремительно каждый день. И того мальчика, который сегодня, завтра уже не будет. Будет другой. С теми же глазами, такой же чудесный, но другой. Чуть больше. Это открытие меня немного успокоило. Я не перестала бегать к кроватке и слушать дыхание, но парализовывающий страх немного отступил.

С младшим было всё не так. Младшего я ни дня не кормила грудью. У него были проблемы с дыханием, и это было невозможно. Я даже ни разу его не взяла на руки, все эти провода к разной технике, поддерживающей жизнь, не давали такой возможности. Врачи то давали надежду, то говорили, что ничего нельзя изменить.

… Через пару часов после той внезапной мысли позвонили из реанимации с сообщением о внезапном ухудшении состояния, попросили приехать подписать документы. Собралась, договорилась со свекровью, что завезу ей старшего (удивительно, что она дома была, летом обычно все время на даче) и поехала в больницу. Мне было очень страшно, я трепалась во всех социальных сетях, до которых могла добраться с мобильного, пыталась отгонять любые мысли о том, что же значит это внезапное ухудшение состояния. Шутя спрашивала, можно ли есть шаурму на Киевском вокзале и выживу ли я после нее. В электричке, пока ехала до Солнцево, что-то читала. В упор не помню, что именно, правда.

Ко мне долго не приходил врач. А медсестры, услышав мою фамилию, опустили глаза. Всё было понятно, но отчаянно хотелось верить в просто ухудшение состояния. Сколько раз за те три с половиной месяца так было - то переводят на ИВЛ, то снимают, то готовят к тому самому «худшему», то говорят: «Ничего, поборемся ещё!». Так вроде, да не так. Пришла врач. Запыхавшаяся, поднималась по лестнице. Я посмотрела ей в глаза и поняла всё без слов. Но она их всё равно произнесла, не могла же не произнести: «Ваш ребенок скончался». Несколько следующих минут я не знала, что говорить и что делать. Но пришли в голову спасительные мысли. О бытовом и земном. Спросила, что делать прямо сейчас. Оказалось, что ничего до понедельника делать не надо. А тогда надо будет приехать в другую больницу, где будет вскрытие, там выдадут нужные документы и все расскажут.

Спустилась к выходу. На улице опять лил дождь. Пыталась переждать. Написала мужу короткую смску: «Всё». Он ехал на корпоратив и почему-то спросил, что ему делать - ехать домой или с коллегами. Я понимала, что общаться мы все равно не сможем и попросила ехать туда, но перед этим договориться с мамой, чтоб старший остался у нее. Потом я как-то чудно шла до станции - то открывала зонтик, то закрывала, несмотря на продолжавшийся дождь, то хотела поймать машину, то искала автобусные остановки.

В фейсбуке я почему-то написала: «Я снова мама одного ребенка». Мне стали ставить крестики, писать слова утешения, но очень мне запомнился ответ одной женщины: «Ира, Вы всегда будете мамой не менее двух детей». (Я помню, кто это был, конечно. Сейчас мы уже давно на «ты», и я тебе очень за тот комментарий благодарна. Я знаю, что ты этот текст прочтешь, поэтому и обращаюсь лично). Это такая простая и христианская мысль, но она мне почему-то не пришла тогда в голову. И она же помогла пережить те первые дни, когда было непонятно вообще ничего. За что? Почему? Как так?

А еще так совпало, что через два дня день рождения мужа. А еще через два - день нашего с ним знакомства. Жизнь, как ни странно, продолжалась. Мы не отмечали никак, конечно, ни то, ни другое. Жизнь, любовь и смерть. Рядом.

Я боялась похорон, а оказалось, что это совсем нестрашно. Он был совсем другой. Умиротворенный, не похожий на того, кем я его помнила. Наш старший очень похож на мужа. А младший - это была мини я. Мой нос, мои глаза, даже волосы были такие же, как на фотографиях моих младенческих. Такие же растрепанные и длинные.

Да. Оказалось, что смерть не только с другими. Она рядом. Она вместе с жизнью и вместе с любовью. Но с другой стороны — её нет. Смерти нет, пока мы помним и любим. Ведь любовь - это не просто эгоистическое: «Будь рядом». Хотя и оно тоже, конечно. Хочется быть рядом физически. Хочется целовать и обнимать. Хочется радоваться. Видеть, как начинает переворачиваться, садиться, первые шажки… У меня у нескольких знакомых родились дети примерно в то же время, что и мой младший. И было обидно, что у них эта радость взросления есть, а у меня нет. Я же знаю эту радость.

Я очень благодарна Богу за то, что Он мне дал тогда силы радоваться за тех знакомых. Я очень боялась, что будет больно, что буду завидовать, что будет какое-то отторжение и нежелание общаться с теми мамами. Но не было такого. Я с удовольствием смотрела и смотрю на фотографии ровесников моего младшего сына и улыбаюсь. Чудесные детки. Но я знаю, это всё не я. Это, правда, Его помощь.

Но была другая радость. Тепло от близких и дальних. Я писала в социальных сетях и чувствовала, что за меня переживают. Эта поддержка была не просто крестиками и словами «соболезную», она и правда ощущалась.

Это ощущение, что людям вокруг не все равно. Не все равно даже людям, которые со мной соприкасались по работе. Это уже позднее, когда стала писать перед тем, как ему бы исполнился годик.

Удивительно получилось, что мой младший уже после своей смерти подарил мне несколько близких людей. Тех самых, которым было совсем не всё равно, когда я писала что-то невнятное в фейсбуке.

Так что… жизнь продолжается. И любовь. Я не знаю, что такое «пережить смерть ребенка».

Это невозможно «пережить». Невозможно об этом вспоминать спокойно. Но я знаю, что с этим можно жить дальше. Жить, улыбаться и стараться любить. Не забывать и стараться быть благодарной. Богу, маленькому человеку трех месяцев от роду и всем тем, кто был и есть рядом.

Источник: Photosight.ru

При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.

Поскольку вы здесь…

… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.

Но. Матроны - это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.

Например, 50 рублей в месяц - это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета - немного. Для Матрон - много.

Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.

9 Comment threads

1 Thread replies

0 Followers

Most reacted comment

Hottest comment thread

новые старые популярные

0 Вы должны войти, чтобы проголосовать

Вы должны войти, чтобы проголосовать 0 Вы должны войти, чтобы проголосовать

24 мая исполнилось бы 75 лет человеку, стихи которого до сих пор растаскивают на цитаты. Имя его – Иосиф Бродский.

Нынешнее поколение детей и подростков не любит читать. Стихов тоже не знают. Но почему-то стихи Бродского остаются исключением. Его с упоением цитируют, кусочки стихов пишут на футболках, многие рисуют портреты Иосифа Александровича. В чем заключается такое обожание поэта?

Все просто. Вслушайтесь в строчки

Не выходи из комнаты,не совершай ошибку,
Зачем выходить оттуда,куда вернешься вечером
Таким же,каким ты был,тем более-изувеченным?

И если через сотни лет
Придёт отряд раскапывать наш город,
То я хотел бы, чтоб меня нашли
Оставшимся навек в твоих объятьях.

Гений Бродского в простоте. Без пафоса, без шума. Из простых слов Иосиф Александрович сплетал кружева. Его стихи наполнены щемящей тоской, приправлены романтизмом, каплей грусти и щепоткой цинизма.

…Нам судьбой суждено
Встретиться снова
В одном из февральских дней.
Делаю ставку на тридцать первое

В эту зиму с ума
Я опять не сошел, а зима
Глядь и кончилась.

У Иосифа Александровича была сложная судьба. В ней было все: суд, опала на родине, арест и ссылка, отъезд за границу. Где он находил силы, чтобы писать такие пронзительные строчки – остается загадкой.

Мысли. Рифмы.
Я звонил, чтобы просто услышать голос.
Я люблю, не нуждаясь в ответном чувстве.

Даже за границей Бродский продолжает писать стихи. И неизменно на русском.

Когда так много позади,
Всего, в особенности — горя,
Поддержки чьей-нибудь не жди,
Сядь в поезд, высадись у моря.

Очень сложно говорить о человеке, о котором все рассказывают его же строчки. Но тем не менее, Бродский еще надолго останется тем поэтом, который намного опередил свое время.

Достань из чемодана пистолет.
Достань. И заложи его в ломбард.
Купи на эти деньги патефон
И где-нибудь на свете потанцуй.

Навсегда расстаемся с тобой,дружок.
Нарисуй на бумаге простой кружок.
Это буду я: ничего внутри.
Посмотри на него — и потом сотри.

1 Пока не увяли цветы и лента еще не прошла через известь лета, покуда черна и вольна цыганить, ибо настолько длинна, что память моя, как бы внемля ее призыву, потянет ее, вероятно, в зиму, -- 2 прими от меня эту рифмо-лепту, которая если пройдет сквозь Лету, то потому что пошла с тобою, опередившей меня стопою; и это будет тогда, подруга, твоя последняя мне услуга. 3 Вот уж не думал увидеть столько роз; это -- долг, процент, неустойка лета тому, кто бесспорно должен сам бы собрать их в полях, но дожил лишь до цветенья, а им оставил полную волю в трактовке правил. 4 То-то они тут и спят навалом. Ибо природа честна и в малом, если дело идет о боли нашей; однако, не в нашей воле эти мотивы назвать благими; смерть -- это то, что бывает с другими. 5 Смерть -- это то, что бывает с другими. Даже у каждой пускай богини есть фавориты в разряде смертных, точно известно, что вовсе нет их у Персефоны; а рябь извилин тем доверяет, чей брак стабилен. 6 Все это помнить, пока есть сила, пока все это свежо и сыро, пока оболочка твоя, -- вернее, прощанье с ней для меня больнее, чем расставанье с твоей душою, о каковой на себя с большою 7 радостью Бог -- о котором после, будет ли то Магомет, Христос ли, словом сама избрала кого ты раньше, при жизни -- возьмет заботы о несомненном грядущем благе -- пока сосуд беззащитной влаги. 8 С того разреши мне на этом свете сказать о ее, оболочки, смерти, о том, что случилось в тот вечер в Финском Заливе и стало на зависть сфинксам загадкой -- ибо челнок твой вовсе не затонул, но остался возле. 9 Вряд ли ты знала тогда об этом, лодка не может и быть предметом бденья души, у которой сразу масса забот, недоступных глазу, стоит ей только покинуть тело; вряд ли ты знала, едва ль хотела 10 мучить нас тайной, чья сложность либо усугубляет страданье (ибо повод к разлуке важней разлуки); либо она облегчает муки при детективном душевном складе; даже пускай ты старалась ради 11 этих последних, затем что все же их большинство, все равно похоже, что и для них, чьи глаза от плача ты пожелала сберечь, задача неразрешима; и блеск на перлах их многоточия -- слезы первых. 12 Чаек не спросишь, и тучи скрылись. Что бы смогли мы увидеть, силясь глянуть на все это птичьим взглядом? Как ты качалась на волнах рядом с лодкой, не внемля их резким крикам, лежа в столь малом и столь великом 13 от челнока расстояньи. Точно так и бывает во сне; но то, что ты не цеплялась, -- победа яви: ибо страдая во сне, мы вправе разом проснуться и с дрожью в теле впиться пальцами в край постели. 14 Чаек не спросишь, и нету толка в гомоне волн. Остаются только тучи -- но их разгоняет ветер. Ибо у смерти всегда свидетель -- он же и жертва. И к этой новой роли двойной ты была готовой. 15 Впрочем и так, при любом разбросе складов душевных, в самом вопросе "Чем это было?" разгадки средство. Самоубийством? Разрывом сердца в слишком холодной воде залива? Жизнь позволяет поставить "либо". 16 Эта частица отнюдь не фора воображенью, но просто форма тождества двух вариантов, выбор между которыми -- если выпал -- преображает недвижность чистых двух параллельных в поток волнистых. 17 Эта частица -- кошмар пророков -- способ защиты от всех упреков в том, что я в саване хищно роюсь, в том, что я "плохо о мертвой" -- то есть самоубийство есть грех и вето; а я за тобой полагаю это. 18 Ибо, включая и этот случай, все ж ты была христианкой лучшей, нежели я. И, быть может, с точки зрения тюркских певцов, чьи строчки пела ты мне, и вообще Ислама, в этом нет ни греха, ни срама. 19 Толком не знаю. Но в каждой вере есть та черта, что по крайней мере объединяет ее с другими: то не запреты, а то, какими люди были внизу, при жизни, в полной серпов и крестов отчизне. 20 Так что ты можешь идти без страха: ризы Христа иль чалма Аллаха, соединенье газели с пловом или цветущие кущи -- словом, в два варианта Эдема двери настежь открыты, смотря по вере. 21 То есть одетый в любое платье Бог тебя примет в свое объятье, и не в любови тут дело Отчей: в том, что, нарушив довольно общий смутный завет, ты другой, подробный, твердо хранила: была ты доброй. 22 Это на счетах любых дороже: здесь на земле, да и в горних тоже. Время повсюду едино. Годы жизни повсюду важней, чем воды, рельсы, петля или вскрытие вены; все эти вещи почти мгновенны. 23 Так что твой грех, говоря по сути, равен -- относится к той минуте, когда ты глотнула последний воздух, в легких с которым лежать на водах так и осталась, качаясь мерно. А добродетель твоя, наверно, 24 эту минуту и ветра посвист перерастет, как уже твой возраст переросла, ибо день, когда я данные строки, почти рыдая, соединяю, уже превысил разность выбитых в камне чисел. 25 Черная лента цыганит с ветром. Странно тебя оставлять нам в этом месте, под грудой цветов, в могиле, здесь, где люди лежат, как жили: в вечной своей темноте, в границах; разница вся в тишине и птицах. 26 Странно теперь, когда ты в юдоли лучшей, чем наша, нам плакать. То ли вера слаба, то ли нервы слабы: жалость уместней Господней Славы в мире, где души живут лишь в теле. Плачу, как будто на самом деле 27 что-то остаться могло живое. Ибо, когда расстаются двое, то, перед тем как открыть ворота, каждый берет у другого что-то в память о том, как их век был прожит: тело -- незримость; душа, быть может, 28 зренье и слух. Оттого и плачу, что неглубоко надежду прячу, будто слышишь меня и видишь, но со словами ко мне не выйдешь: ибо душа, что набрала много, речь не взяла, чтоб не гневить Бога. 29 Плачу. Вернее, пишу, что слезы льются, что губы дрожат, что розы вянут, что запах лекарств и дерна резок. Писать о вещах, бесспорно, тебе до смерти известных, значит плакать за ту, что сама не плачет. 30 Разве ты знала о смерти больше нежели мы? Лишь о боли. Боль же учит не смерти, но жизни. Только то ты и знала, что сам я. Столько было о смерти тебе известно, сколько о браке узнать невеста 31 может -- не о любви: о браке. Не о накале страстей, о шлаке этих страстей, о холодном, колком шлаке -- короче, об этом долгом времени жизни, о зимах, летах. Так что сейчас, в этих черных лентах, 32 ты как невеста. Тебе, не знавшей брака при жизни, из жизни нашей прочь уходящей, покрытой дерном, смерть -- это брак, это свадьба в черном, это те узы, что год от года только прочнее, раз нет развода. 33 Слышишь, опять Персефоны голос? Тонкий в руках ее вьется волос жизни твоей, рассеченный Паркой. То Персефона поет над прялкой песню о верности вечной мужу; только напев и плывет наружу. 34 Будем помнить тебя. Не будем помнить тебя. Потому что людям свойственна тяга к объектам зримым или к предметам настолько мнимым, что не под силу сердечным нетям. И, не являясь ни тем, ни этим, 35 ты остаешься мазком, наброском, именем, чуждым своим же тезкам и не бросающим смертной тени даже на них. Что поделать с теми, тел у кого, чем имен, намного больше? Но эти пока два слога -- 36 Таня -- еще означают тело только твое, не пуская в дело анестезию рассудка, ими губы свои раздвигая, имя я подвергаю твое огласке в виде последней для тела ласки. 37 Имя твое расстается с горлом сдавленным. Пользуясь впредь глаголом, созданным смертью, чтоб мы пропажи не замечали, кто знает, даже сам я считать не начну едва ли, будто тебя "умерла" и звали. 38 Если сумею живым, здоровым столько же с этим прожить я словом лет, сколько ты прожила на свете, помни: в Две Тысячи Первом лете, с риском быть вписанным в святотатцы, стану просить, чтоб расширить святцы. 39 Так, не сумевши ступать по водам, с каждым начнешь становиться годом, туфельки следом на водах тая, все беспредметней; и -- сам когда я не дотянувши до этой даты, посуху двину туда, куда ты 40 первой ушла, в ту страну, где все мы души всего лишь, бесплотны, немы, то есть где все -- мудрецы, придурки, -- все на одно мы лицо, как тюрки, -- вряд ли сыщу тебя в тех покоях, встреча с тобой оправдание коих. 41 Может, и к лучшему. Что сказать бы смог бы тебе я? Про наши свадьбы, роды, разводы, поход сквозь трубы медные, пламень, чужие губы; то есть, с каким беспримерным рвеньем трудимся мы над твоим забвеньем. 42 Стоит ли? Вряд ли. Не стоит строчки. Как две прямых расстаются в точке, пересекаясь, простимся. Вряд ли свидимся вновь, будь то Рай ли, Ад ли. Два этих жизни посмертной вида лишь продолженье идей Эвклида. 43 Спи же. Ты лучше была, а это в случае смерти всегда примета, знак невозможности, как при жизни, с худшим свиданья. Затем что вниз не спустишься. Впрочем, долой ходули -- до несвиданья в Раю, в Аду ли. 1968(?)